— До кризиса основные деньги в юридический консалтинг приносило сопровождение инвестиционных проектов, сделок малого и среднего бизнеса: покупка-продажа бизнеса, строительство, девелопмент. Как кризис повлиял на бизнес юридических фирм? Рынок M&A сократился, Due Diligence стала менее востребована, IPO подзаглохло? Чем теперь зарабатывает компания?
— Несмотря на кризис спрос на юридические услуги растет. Кто-то при помощи юридических инструментов пытается преодолеть собственные неприятности, кто-то использует кризис для наращивания активов: поглощая конкурентов, покупая банковские долги интересующих компаний. Растет спрос на услуги комплаенса — проверки на соответствие национальным и международным законодательным нормам.
Спрос на M&A тоже растет, это показывает исследование, проведенное нашими коллегами из PwC Legal, и мы согласны с ними. Процедура Due Diligence очень востребована как раз в связи с желанием многих воспользоваться финансовой ситуацией и недорого купить активы, ранее бывшие недоступными по цене. Прирост клиентов наблюдается и в нашей судебной практике.
Но кризис, конечно, все равно дает о себе знать. Клиенты хотят получить универсальные услуги, комплексную поддержку не только по юридическим вопросам, но и по бизнес-составляющей, что позволит им сократить расходы. Юридические фирмы сейчас не всегда отвечают потребностям бизнеса, в связи с чем мы пересматриваем список наших услуг, стараемся не ограничиваться только юридическими аспектами.
— Сейчас все-таки у многих финансовые трудности, многие консалтеры занялись так называемой деструктивной юриспруденцией, взысканием долгов, защитой от кредиторов, банкротствами, перераспределением имущества…
— Ну естественно, самый востребованный продукт в последние два-три года — это банкротство. Многие юридические компании стремительно открыли новые практики банкротства, и мы не стали исключением. У нас и раньше были единичные банкротные дела, но сейчас мы стараемся быть в тренде, и практика банкротства/реструктуризации бизнеса сейчас одна из наиболее загруженных в компании. Потому что банкротство на сегодняшний момент — один из эффективных инструментов для бизнеса, для реструктуризации проблем.
— А бывают проблемы с получением ваших собственных гонораров?
— Последнее время приходится слышать от наших друзей, коллег-юристов о судебных тяжбах с клиентами за свой гонорар. Для меня это удивительно, потому что мы предпочитаем всегда договариваться, идем на уступки, рассрочки. За всю нашу историю только в этом году появился клиент, с которым пришлось судиться, и то исключительно потому, что у предприятия были серьезные проблемы. Акционер был вынужден его продать, и новые собственники сказали: нет, ребята, это была война прежнего акционера, мы тут со всеми уже рассчитались, поэтому ваш гонорар — это не к нам. Надеюсь, на поток эта практика не встанет, но сейчас такое время, сложно представить его без подобных историй.
— А есть у компании просто капризные клиенты, к которым приходится искать подход?
— Есть несколько клиентов, которые хотят, чтобы ты всегда был с ними рядом. Летит завтра в Дели, звонит, говорит: полетели. Независимо от того, есть у тебя виза, паспорт, где ты сейчас. Объясняешь: надо согласовывать заранее, мы же не волшебники, чтобы оказаться завтра в Индии. Но следует отметить, что мы уже привыкли к таким ситуациям и очень редко оказываемся не готовы к внезапному бизнес-трипу.
— Как себя чувствует международная часть бизнеса?
— Со всеми тенденциями импортозамещения и деофшоризации мы думали, что международные направления придется сворачивать. Если раньше мы занимались сборкой холдингов, то сейчас мы занимаемся разборкой холдингов. Большая аудиторская четверка тоже ввела такой продукт, как разборка холдингов для соответствия всем деофшоризационным настроениям. Но на удивление, это коснулось только крупного бизнеса, который зависит от политической воли, участвует в гостендерах, работает с крупными компаниями из отраслей, подконтрольных государству, — нефть, газ. А средний бизнес как структурировал свои предприятия через европейские юрисдикции, так и продолжил. Спрос на международные продукты не упал, а относительно уральского региона даже возрос — для нас это некое удивление и приятная новость. Не знаю, с чем это связано. Пока мы видим только положительные тенденции в этом направлении.
— В связи с известными событиями спрос на ваши услуги в Европе не упал?
— Нет, мы не заметили сокращения спроса. При всем уважении к российским производителям и политике импортозамещения промышленные предприятия, особенно поставляющие продукцию на экспорт, по-прежнему отдают предпочтение иностранным компонентам и оборудованию. Это естественным образом влечет необходимость юридического сопровождения процессов подписания контрактов и создания совместных предприятий.
— Малый бизнес среди клиентов Incor Alliance есть?
— Конечно, да. Серьезная доля нашего клиентского портфеля на Урале состоит из представителей малого бизнеса. Кто-то растет вместе с нами, набивая руку на небольших проектах, развивается, с помощью наших европейских офисов находит интересных партнеров, объединяет технологии, достигая синергетического эффекта.
— С 2014 года уменьшился процент малого бизнеса среди клиентов?
— Об уменьшении, к счастью, говорить не приходится. Понятно, что значительная социальная нагрузка и серьезная зарегулированность делают свое дело, но русский человек выживает в любых условиях. Поэтому, чтобы кто-то из предпринимателей сказал: ребята, все, я закрываю свою лавочку, такого нет. У людей все равно есть определенное представление об уровне жизни, об ответственности за созданный коллектив, который трудится, которые мотивируют их продолжать движение. Давно не встречал людей, которые бы сказали: все, я ликвидирую компанию, и пусть мои сотрудники сами разбираются, как жить дальше. Все борются, выживают так или иначе.
— Как у Вас вообще впечатление от развития нашего законодательства? Какие эмоции?
— Сейчас в соцсетях по поводу каждого более-менее нестандартного законопроекта сразу начинается какая-то истерия. Но я остаюсь предельно толерантным ко всем этим моментам, потому что так или иначе нам с этим жить. И по поводу того, что касается нашей судебной и законодательной системы, я уже привык не возмущаться, а просто делать свою работу. Конечно, иногда с коллегами удивляемся какой-нибудь ахинее, которую в очередной раз изобрели наши грамотные товарищи, но, чтобы меня вот прямо зацепило и я ночей не спал, думал, писал, подписывал петиции, такого нет. Отношусь как практик, может, это и пораженческая позиция, но пока так.
— Вы сами в суде часто бываете?
— Сейчас уже гораздо меньше, чем раньше. Был период, когда мы с партнером просто жили в судах. Но с развитием компании специфика работы и наши с партнерами функции, конечно, изменились.
— Есть какая-нибудь специфическая область юриспруденции, где Вам было бы интересно поработать?
— Мне было бы очень интересно поработать в инвестиционном банкинге, это очень увлекательная история, в которую мне уже непросто попасть. Не знаю, буду ли я там, но это меня действительно цепляет, я понимаю, что там есть драйв. О каких-то отдельных сферах в индустрии мне сложно сказать. Сейчас все говорят о нефтегазе, у меня в этой сфере работают друзья. Но непонятные килограммовые отчеты о походе в суд — это не ко мне. Раньше у меня, конечно, был юношеский задор, максимализм, я мечтал работать инхаусом…
— Серьезно? Хотели из консалтинга в инхаусы уйти?
— Да, наступало пресыщение консалтингом, оно и сейчас наступает. Хочется двигаться, быть в струе, в генеральной линии, но проходит день-два или неделя, и снова получаешь кайф от своей работы. Я же начал работать в консалтинге еще во время учебы в университете. И был период, когда мне очень хотелось работать на одного акционера, не углубляясь в целеполагание и иные аспекты собственного бизнеса. Но со временем пришло осознание того, как все-таки интересно и здорово помогать абсолютно разным, непохожим друг на друга клиентам в решении абсолютно разных ситуаций. Чуть позже пришло чувство ответственности за людей, работающих в компании и составляющих настоящую команду, которую я не могу подвести ни при каких обстоятельствах.
— Расскажите о вашей команде. Сколько юристов у вас работает? Как работа организована?
— В двух российских офисах у нас сейчас работают 20 юристов. Вы можете подумать, что этого персонала недостаточно для реализации всех проектов, но не стоит забывать об основной отличительной черте Incor Alliance — наличии партнерских и кооперационных офисов.
Как работают кооперационные офисы
Поскольку открыть офисы юридической фирмы в разных точках мира сложно и требует серьезных финансовых затрат, работа Incor Alliance интегрирована с офисами компаний-партнеров за границей. Партнеры представляют клиентов компании от имени Incor Alliance. В обмен на это Incor Alliance представляет клиентов своего кооперационного офиса в России от имени партнера. Таким образом компания сейчас присутствует в 22 экономически значимых точках мира, и все это — офисы с готовой инфраструктурой, которые не требуют дополнительного финансирования.
Как и в любой юридической компании, у нас есть управляющие партнеры, партнеры, руководители практик, старшие юристы (Senior lawyer), юристы (Associate), помощники юристов (Paralegal), стажеры, обслуживающий персонал (курьеры, секретари). Структура юридической фирмы важна не только для организации работы, но и с точки зрения мотивации и развития карьеры всех сотрудников, мы стараемся помнить об этом.
— Какие требования предъявляете к соискателям?
— Во-первых, образование. Это должен быть хороший юридический вуз, которых в нашей стране не так много. Уральская и московская юридические школы полностью закрывают наши потребности в качественных юристах. С коммерческими заведениями не связываемся, есть не совсем положительный опыт. Кроме того, наши центральные юридические вузы закладывают определенный образ мышления. Можно не обладать необходимыми практикующему юристу навыками и добрать их в процессе работы, но нельзя научиться правильно и логично мыслить и рассуждать, не имея правильного образования.
Во-вторых, способность разобраться в любой ситуации. Для кандидатов у нас есть кейсы из разных отраслей права. Для качественного ответа нужно серьезно поработать, разобраться в вопросе. Мы даем немного времени, обычно сутки. Это же консалтинг, кандидат должен понимать, что время на решение кейса ограниченно.
В-третьих, общение. Есть некие необъяснимые вещи. Были люди, с которыми было некомфортно на собеседовании, но они поразили своими знаниями и навыками и присоединились к команде Incor Alliance. Но в дальнейшем проблемы в коммуникации с таким персонажем начинали расти как снежный ком и в итоге мы расставались. Поэтому мы с партнером стараемся со всеми пообщаться вживую. Пытаемся искать таланты, приглашаем хороших студентов на стажировки и после окончания университета делаем им предложение о работе. Этот метод доказал свою эффективность.
— Вам нравятся сегодняшние студенты? Как ощущение от их подготовки?
— Уровень очень слабый. У нас в компании работают много преподавателей, друзья преподают. Иногда они присылают фотографии экзаменационных ведомостей, а там 19 двоек на 25 человек. Я такого не припомню. Притом, что некоторые в наше время тоже по-разному относились к учебе, но такого не было. Ну и все эти наушники, проводки — другое поколение. Казалось бы, немного времени прошло со времени выпуска из вуза, но уровень серьезно упал.
— А Вы сами на юрфак пошли по каким убеждениям?
— По семейным. У меня дедушка оканчивал Свердловский юридический, строил общежитие. Его же оканчивали мои мама, папа, тетя. Каждый обед, ужин или другое семейное мероприятие превращались в обсуждение правовых проблем. Кто-то мечтал стать космонавтом, летчиком, у меня тоже, наверное, был такой период, но я всегда понимал, что буду юристом, как-то с детства так повелось.
— На юрфаке чувствовали себя комфортно? Нравилось учиться?
— Никаких проблем не было, все очень нравилось. Все мои друзья, даже не ставшие впоследствии юристами, оттуда.
— Как проходит Ваш рабочий день? Вы рано приезжаете? Утренний кофе, газета, посмотреть почту?
— Время моего появления в офисе зависит от наличия внешних встреч. Больше всего я люблю дни, когда мне удается появиться в офисе раньше всех и в тишине спланировать день, ответить на вечерние письма и почитать прессу.
— Во сколько уходите? Рабочий день имеет обозримые границы?
— Не представляю себе партнера юридической фирмы, имеющего нормированный рабочий день. Конечно, часто приходится задерживаться, особенно работая в Екатеринбургском офисе, так как конец рабочего дня на Урале приходится на разгар деловой активности в Европе и Москве.
— Приходится работать в выходные?
— Не люблю, но срочные дела, особенно накануне деловых поездок, часто приходится улаживать в выходной.
Два быстрых вопроса о личном
— А что у Вас на столе лежит? У Вас порядок или беспорядок?
— Конечно, я стараюсь содержать рабочий стол в порядке, но, учитывая мою любовь к работе с бумажными документами, периодически возникают завальчики, которые я стараюсь разобрать в конце недели.
— Есть какая-то любимая вещица, которая всегда на Вашем столе и, возможно, кочует с Вами из офиса в офис?
— Это, конечно же, поделки моих детей и настольный календарь Incor Alliance, фотографии для которого мы с тщательностью и любовью подбираем каждый год.
Источник: Журнал "Legal Insight"
